Сергей Высоцкий - Третий дубль [сборник "Белая дурь"]

Ознакомительная версия.

— Похоже, наши с тобой дорожки перекрестились,— сказал Панин.— Я тебе уже говорил: у Леонида Орешникова тоже украли видик.

— Ошибка! В моем графике Орешников не значится,— запротестовал Сомов.

— И на старуху бывает проруха,— улыбнулся капитан. И, заметив недоумение на лице Сомова, добавил: — Успокойся, певец в милицию не обращался.

Он рассказал товарищу о том, что узнал от Рюмина и Данилкиной.

Митя-большой достал лист ватмана и разложил на столе. Капитан сразу же заглянул в последнюю, шестнадцатую графу. В нее уже был вписан Арнольд Лебов. Фокусник.

Бегло прочитав список потерпевших, Панин стал выписывать на листок имена тех, кто имел отношение к искусству: Мишин, пианист из филармонии; Невякин, артист разговорного жанра из Ленконцерта; Седова, балерина Мариинки; Гуслинский, аккордеонист Ленконцерта; Шатилов-Спасский, администратор театра-студии на Красной улице… Шестым капитан записал в свой список Лебова. В графике значился один неизвестный Панину писатель, но капитан им пренебрег.

— Зачем тебе понадобились эти люди? — спросил Дмитрий, внимательно следивший за действиями капитана.

— А ты не задумывался, почему среди потерпевших так много людей творческих?

— Еще бы! — снисходительно улыбнулся Сомов.— Я, Алекс, изучил своих потерпевших вдоль и поперек. Ты, конечно, сейчас подумал: «Лучше бы изучил вдоль и поперек преступников!» Все в свое время. Так вот — совершенно естественно, что в моем графике так много работников культуры. Для многих из них видик — орудие производства. И коллег изучать, и себя! Раз! Эти люди часто бывают за границей, имеют возможность привезти аппаратуру. Два! И более высокий уровень культурных запросов! Три!

— Более высокий, чем у кого? У тебя? — усмехнулся капитан.

Сомов посмотрел на него с укоризной.

— Более высокий, чем у меня, уровень благосостояния. И чем у тебя, Саша.

— Виноват, виноват,— поднял руки Панин.— А тебе не приходила в голову мысль о том, что есть некто, обладающий хорошей информацией об этих деятелях культурной нивы? О том, кто из них привозит видики из загранки, кто покупает в «Березке». О том, кого и когда можно застать дома и когда эти люди бывают на гастролях или заняты в спектакле?

— Ну… Я не исключал такой возможности,— на широком добром лице Сомова отразилась растерянность.— Одним из главных моих вопросов к потерпевшим был: «Кто из ваших знакомых знал об аппаратуре, знал, когда вы бываете на гастролях?» Но таких людей находились десятки! Ты считаешь, что надо было составить списки знакомых всех потерпевших, а потом сравнить? Выяснить общего кореша?

Панин подумал о том, что воображение Мити-большого уже рисует ему новый грандиозный график. И чтобы пресечь его фантазии, сказал:

— Нет, это все лопнуло бы. Таким общим корешем может быть человек, никогда и не бывавший в домах у потерпевших. Разве при встречах на концертах, за кулисами не ведутся разговоры о том, кто и что привез или купил? Что за фильмы смотрел? Мужики еще больше болтливы, чем бабы.

— У тебя, Алекс, есть идея? — с надеждой спросил Сомов.— Хорошие идеи нынче в цене!

— Нет, Митя! — усмехнулся капитан.— В цене нынче хорошие шмутки. А идей — пруд пруди. И одна другой лучше.

— И все-таки я готов раскошелиться.

— Митя, срочно нужны снимки четырех автомобилей.

— Кому нужны?

— Нам с тобой! Но если ты будешь задавать много вопросов, моя идея так и останется идеей. Ну что ты на меня уставился? Товарищу нужно доверять. Я бы на твоем месте взял хорошего пушкаря из НТО и отправился в путь. Причем на хорошей скорости!

Сомов сдался, хотя на лице у него все еще отражалось сомнение.

— Адреса, фамилии, номера…— старший лейтенант протянул Панину авторучку.

Капитан достал записную книжку, быстро выписал на листок сведения о машинах и их владельцах. Митя-большой внимательно прочитал написанное.

— Да, расстояньице! А если у человека гараж?

— Неужели это первые трудности в твоей жизни? Кстати, снимать надо «в профиль».

Сомов взялся за трубку телефона. Звонить в научно-технический отдел. Пробормотал, набирая номер:

— Тот пирожок, который ты съел, мне бы сейчас очень пригодился.

К вечеру на столе у Панина лежали четыре крупные фотографии красных «Жигулей». Все — пятой модели. Дима Сомов, гордый от того, что ему удалось так быстро организовать съемки, взял одну из фотографий, перевернул:

— На обороте я записал фамилии владельцев…

— Стоп! — капитан почти вырвал из рук Сомова фото. Положил на стол.— Попробуем сравнить.

На отпечатке, сделанном с кинопленки, изображение оставляло желать лучшего. Не слишком четкое из-за многократного увеличения и немного смазанное. Машина-то ехала на большой скорости! Но опытный взгляд автомобилиста сразу схватил характерные особенности. И первое, что бросилось в глаза Панину,— щегольские кооперативные колпаки на колесах. Ни на одном из остальных снимков у «Жигулей» таких колпаков не было. «Колпаки сменить — минутное дело»,— подумал капитан и стал внимательно изучать кузова. Это у новых машин кузова похожи, а на боках изрядно побегавших автомобилей всегда можно отыскать особые приметы: царапины, еле заметные впадины или пятна свежей покраски, словно тучки на небосводе сверкающей эмали, чуть опущенный бампер, тронутый ржавчиной молдинг… Да разве перечислишь все! И еще: каждая машина несет на себе яркие приметы личности своего хозяина. Увешанные дополнительными стоп-сигналами и антеннами, нужными и ненужными приспособлениями вроде автоблокнотов или держателей бутылок, обклеенные яркими этикетками иностранных фирм — автомобили дешевых пижонов. Пыльные, загаженные голубями машины нерях, латаные-перелатаные «старушки» скромных людей, десятилетиями ждущих, когда подойдет очередь в автомагазине. Панину приходилось видеть личные автомобили, в салоне которых на видном месте красовалась трубка от телефона, по которому никуда нельзя было позвонить.

Не слишком много времени потребовалось капитану на то, чтобы определить — по Дворцовой площади мчался автомобиль, которого на фотографиях, раздобытых Сомовым, не было.

— Осечка! — с огорчением сказал Панин.

— Может быть, теперь ты объяснишь мне толком, ради чего мы с фотографом гоняли по городу?

— Эти «Жигули»,— капитан показал на кадр с кинопленки,— сняты в тот день, когда пропал Орешников.

— А при чем здесь мои видики? — возмутился Митя-большой.— Ты, значит, меня надул?

— Нет, Митя,— мягко сказал Панин.— Не вели казнить… Нам с тобой известно, что незадолго до того, как Орешников исчез, у него украли видеоаппаратуру, а он в милицию не заявил.

— Это тебе известно,— возразил было Сомов, но капитан остановил его.

— Почему не заявил? Его приятельница, по-моему, кого-то подозревает, но мне даже намека не высказала.— Он задумался, вспоминая разговор с Данилкиной.— А может быть, мне это почудилось? Во всяком случае, Орешников собирался ей что-то объяснить, но, похоже, так и не объяснил. Не успел. Или не захотел.

Сомов молчал.

— Так, Митя, так! Ну нет у меня никаких конкретных данных. Не сердись. Из близких у Леонида Орешникова есть матушка, подозрительный для меня двоюродный братец, тоже певец, но безголосый, любимая женщина и один доброжелатель из «Театра Арлекинов». Доброжелателю этому я ни на грош не верю. Вот его аппарат! — теперь Панин пододвинул старшему лейтенанту фото с «Жигулями» Курносова, даже не взглянув на подпись на обороте.

— Ты что же, подозреваешь брата? — удивился Сомов, разглядывая фотографию.

— Он, по-моему, Леониду жутко завидует. А тот еще заводит братца. Прозвал «петушком». Самое обидное для певца прозвище. И учти — краденая аппаратура объявилась у этого братца на даче.

— Сама объявилась?

— Остряк! Позвонил он, конечно. Но…

— А матушку ты не подозреваешь?

— Нет,— совершенно серьезно сказал Панин.— И любимую женщину не подозреваю. И даже ее нелюбимого мужа. А, наверное, зря. Но вот жуликоватый приятель…— капитан недоговорил.

— Но видики-то при чем?

— При том, что каждый из этих голубчиков теоретически — теоретически, Дима! — мог знать все о твоих потерпевших культуртрегерах! Наличие аппаратуры, адрес, когда на гастролях, есть ли сигнализация…

— Вот это уже поинтереснее!

— А если предположить, что последняя кража — у фокусника — произошла рано утром, в то время, когда на Дворцовой площади велись съемки? И Орешников, заехав на улицу Халтурина, столкнулся нос к носу с ворами?

— Машины-то на снимках не те! Сам же ты и говорил, брат в эти дни был на гастролях. Рюмин — на съемках.

— Правильно. И ходил на улицу Халтурина. Посмотреть, куда запропастился певец. Попавшийся ему навстречу дядька сказал режиссеру, что видел на улице валяющийся велосипед. Когда же Рюмин вернулся, то заявил, что никакого велосипеда там нет. А я, между прочим, выловил этот велик из Зимней канавки. Впечатляет?

Ознакомительная версия.